Бурмистров Э.И. Тропа советского военного моряка. Детство.

Здравствуйте, уважаемые читатели блога «Кооперативы против бедности»!

Сегодня, 03.06.2017 года, начинаю публиковать книгу-повесть Эдуарда Ивановича Бурмистрова «Тропа советского военного моряка». Прочитал повесть на одном дыхании. Надеюсь, что и вам, дорогие читатели, земляки и однополчане будет интересно познакомиться с замечательным произведением моряка-разведчика, капитана первого ранга, Бурмистрова Эдуарда Ивановича.

Бурмистров Эдуард Иванович — родился 24 февраля 1936 года в г. Чите За­байкальского края. 38 лет жизни отдал службе в Воен­но-Морском флоте, из них 16 лет в разведке Тихоокеанского флота. В должности старшего помощника командира и командира корабля совершил около 20 походов на боевую службу. За один из походов награждён орденом Красной звезды. Командиром корабля совершил четыре похода в районы, непосредственно связанные с боевыми действиями во Вьетнаме. Командовал СРЗК «Гидрограф», БРЗК «Приморье». Службу в Военно-Морском флоте закончил в 1991 году капитаном-наставником по военно-морской подготовке в «Дальрыбе». Капитан 1 ранга в отставке.

Моей любимой жене — АЛЛЕ ИВАНОВНЕ, вынесшей на своих плечах тяготы и невзгоды жены офицера-моряка — ПОСВЯЩАЮ

БУРМИСТРОВ Э.И. Тропа советского военного моряка. Владивосток, 2015 г., с. 316.

© Э.И.Бурмистров, 2015 г.

ОТ АВТОРА

«Тропа советского военного моряка» — это автобиографичес­кая повесть. В ней я описал свою почти сорокалетнюю службу в Военно-Морском флоте.

Я почти не касался в ней наших методов специальной работы, результатов её. Считаю, что это сейчас не имеет никакой ценности. Ложка дорога к обеду. Человечество за последнее время так далеко ушло в своём развитии, что мы из тех времён, видимся современным воинам, как дикари с каменным топором. Подкреплю одним примером. В те времена, про которые я написал, чтобы определить место корабля в океане, опытный штурман тратил часа полтора. Сейчас, даже далёкий от штурманских знаний человек, делает это за секунды и с более высокой точностью. Я коснулся в основном че­ловеческих отношений. Они бесценны во все времена. Все описанные события — это моя точка зрения, моё видение. Я не претендую на истину. Поэтому, если кого обидел, может и неправильно, прошу простить. Э. Бурмистров, капитан 1 ранга в отставке. 

Тропа советского военного моряка

Беснуется угрюмый океан,

Кромешная нависла темнота. Спокойно умирает капитан,

Не выпуская трубки изо рта.

Я этот образ с детства полюбил,

Я им живу, пока не скажут жил.

ДЕТСТВО

Всю свою трудовую часть жизни Дмитрий Буров посвятил службе в Военно-Морском флоте Советского Союза. Юношей, после окончания 10-го класса, он поступил в Тихоокеанское высшее Военно- морское училище имени адмирала С.О. Макарова и, окончив его, почти три с половиной десятка лет прослужил на кораблях Тихоо­кеанского флота. Прошёл путь от лейтенанта до капитана 1 ранга.

В Забайкалье, где ещё совсем мальчишкой гонял по утрамбован­ным снегом дорогам на коньках с пацанами, он увидел бравого моряка. В бушлате, бескозырке, хромовых ботиночках он вышагивал по тротуару и даже мальчишки сообразили, что он из последних сил сопротивляется морозу, но упорно продолжал держать марку, демонстрируя, что мороз ему не страшен. Вот тут и запала в мозги Дмитрия идея стать таким же моряком.

Шла война. Отец Дмитрия служил в частях ПВО, и, даже в самые опасные моменты, части ПВО не трогали на фронт. Рядом, через границу, в полной готовности стояла миллионная японская армия, способная в любой момент двинуться через границу на территорию СССР. До Забайкалья доходили только отголоски тяжёлой войны. Жёны офицеров стирали и чинили обмундирование для воинов. Говорили, что оно поступало с фронта. Даже дети принимали активное участие — ходили по домам и собирали на нужды войны деньги с населения. Кто сколько даст. Народ жил бедно, но для войны жертвовали практически все, кто сколько мог.

Детство Дмитрия протекало вдали от моря, флота. Несмотря на тяжёлое военное время, оно было счастливым. Летом со старшим братом (Владимир был на пять лет старше) и друзьями большую часть времени проводили в лесу, в походах за грибами, ягодами, орехами или на речке купались и ловили рыбу в чистой, красивой реке Ингоде, которая является одним из начал мощного Амура-Батюшки. Зимой школа, коньки, лыжи.

Военный городок располагался в лесу, километрах в 60-ти от города Читы. Ближайшая железнодорожная станция «Лесная» была в 10-12 километрах. Практически рядом, через проходную, была деревня Кука. Мощные, может быть столетние сосны, стояли прямо перед домами, на которые частенько из тайги забегали белки, и ребятня гоняла их до изнеможения. В окружающем лесу водились волки и, в зимнее время они частенько таскали домашних животных прямо из сараев. Дикие козы, спасаясь от преследования волков, забегали прямо в жилой район и, проскочив между домов, убегали опять в лес. В один год даже рыси стали появляться, спокойно разгуливая между домов.

Гарнизон состоял из нескольких частей, была начальная школа, причём в одном помещении, одним учителем велось два класса — один ряд второй класс и два ряда третий. Семилетка была в соседней деревне Куке. В каждой части был свой клуб, в котором по определённым дням, в вечернее время, крутились фильмы. Вход был бесплатный. Мальчишки, приходящие без родителей, располагались на полу перед экраном. Наиболее расторопные узнавали, в каком клубе фильм начинается позже, и за вечер успевали посмотреть два — один полностью и окончание второго.

Жилой фонд состоял из типовых одноэтажных домов, располо­женных строго по линейке. В каждом доме по четыре подъезда, в подъезде одна секция — три комнаты, кухня и туалет. Население — только семьи офицеров. Стариков не было, и почти в каждой семье двое-четверо детей. Ребятни было много и разных возрастов. Детских садов не было, и вся детвора целыми днями играла в разные игры между домами, благо свободного места было много. Игры были в основном массовыми, и скучать никому не приходилось. Особое место занимала игра в лапту, в которой, как правило, участвовало сразу человек двадцать, а то и более. Здесь требовалось умение быстро бегать, метко кидать мяч и уметь поймать его на лету, хорошо развитая реакция на действия противной стороны и главное — не промазать лаптой по мячу и ударить так, чтобы он улетел как можно дальше. Дима в этой игре был специалистом высокого класса. Бегал быстро, попасть в него было просто невозможно, он классически уклонялся от мяча, а сам ни разу не промахнулся по убегающему противнику, а мяч, при его ударах, улетал так далеко, что можно было пешком пройти необходимое расстояние для приоб­ретения нового права на удар. Поэтому команда, в состав которой входил Дима, всегда выигрывала, и его охотно принимали в игру.

После окончания войны отца перевели служить в Уссурийск, и семья переместилась на Дальний Восток, ближе к океану. Дальние морские странствия, бравые моряки не переставали будоражить голову Дмитрия. В 1947 году отец демобилизовался и выбрал место дальнейшего жительства Приморский край село Кневичи, тогда ещё неизвестное своим будущим международным аэропортом. Просто в Кневичах жили родственники мамы. Время было трудное, и поддержка родственников была не лишней. Семья состояла из четырёх детей и родителей, правда старший брат уже учился во Вла­дивостоке в подготовительном военно-морском училище.

Дмитрий, после отца, был в семье вторым мужчиной и на его плечи легли некоторые обязанности взрослых, так как работал один отец и его заработка на всю семью, конечно, не хватало. Село Кневичи с обеих сторон было зажато аэродромами. С одной стороны восточный, на котором базировалась морская авиация, с другой западный, заброшенный, видимо, со времён войны. Авиации на нём некоторое время не было. Дмитрий и бегал каждое утро с бидончиком молока в гарнизон, разносил молоко семьям офицеров, а в летнее время, когда в огороде зрел всякий овощ, частенько, с кастрюлей малосольных огурцов, прибегал к обеду к столовой офицерского состава и, хором идущие на обед, офицеры лётчики за 20-30 минут опустошали кастрюлю. Это было большим подспорьем для семьи. В летнее время Дмитрий со своим старшим другом Иваном часто бродили вокруг аэродромов и собирали металлолом, который сдавали в сельпо. У западного аэродрома находился полигон, на котором авиация отрабатывала стрельбы, и всё поле там было усеяно гильзами от патронов авиационных пулемётов, а это медь.

Полигон охранялся несколькими солдатами, которые жили в землянке и, изучив их режим охраны, Дмитрий с Иваном спокойно бродили по всей территории, собирая гильзы. Однажды они набрели на большой амбар, дверь которого была закрыта на замок. Ребячье любопытство потянуло внутрь. Не так уж крепок был амбар, и Дмитрий с помощью Ивана, через окно проник внутрь. Весь амбар был заставлен ящиками с боевыми патронами к авиационным пулемётам разных калибров. Захватив десятка два патронов, Дмитрий с Иваном благополучно убыли домой. Для чего взяли боевые патроны, они пока не знали, но обдумывали, как их ис­пользовать. Хорошо, что патроны попались на глаза отцу Дмитрия. Он внимательно выслушал сына — откуда патроны, забрал все и строго настрого запретил Дмитрию даже приближаться к этому амбару.

Отец Димы устроился работать в Кневичанское сельпо загото­вителем. На селе кроме колхоза ничего не было, работать было негде. Колхоз захудалый, колхозники жили только тем, что каждый имел по 50 соток земли, на которой выращивали всё необходимое для пропитания семьи, а некоторые умудрялись и на продажу кое-что пустить. В каждой семье была корова, а то и две, один-два поросёнка и разная птица — куры, утки, гуси. В общем, натуральное хозяйство. Детство ушло в прошлое. Надо было обеспечивать кормами и водой всю живность, прополоть огород (не колхозникам давали по 15 соток земли), и ещё присмотреть за младшим братишкой. Дмитрий завидовал мальчишкам, которые целые дни проводили на речке. Он вырывался покупаться на час-полтора, не более, поэтому не смог освоить водные развлечения — плохо плавал, не умел красиво нырять с берега или с деревьев. Времени на освоение этого искусства не было.

На восточном, действующем аэродроме, Дима с Иваном как-то набрели на одиночное здание, стоящее на окраине аэродрома. Здание было всё закрыто и охранялось часовым. Около него стояло три боевых самолёта. Мальчишки не смогли мимо пройти, не осмотрев всё основательно.               Забравшись в кабину самолёта, Дмитрий замер от восхищения — кругом приборы и тумблеры, тумблеры, тумблеры. Нащёлкавшись тумблерами, Дмитрий задумался, размечтался и, море с моряками потихоньку куда-то стало уплывать. Он представил себя в небе. Это показалось ему более заманчивым.

Через окно Дима забрался внутрь здания. Это оказалось какое-то учебное заведение для теоретической подготовки лётного состава. Видимо, временами там шла учёба. Все стены класса, в который он попал, были увешаны учебными плакатами, изображающими какие-то манёвры самолётов и парашютистов. Сняв со стены на память пару плакатов, Дима выбрался на волю. Немножко пришлось подрожать, когда часовой при очередном обходе здания проходил под окном, за которым, затаив дыхание сидел Дима.

Друзья в своих походах частенько находили такие интересные вещи, обследуя которые захватывало дух, и это нравилось. Однажды они натолкнулись на покинутое место стоянки геологоразвед­чиков, которые проводили, видимо, контрольное бурение. Вышка была демонтирована и всё оборудование увезено, но почему-то остался брошенным солидный кусок силового кабеля. Сверху свинец, внутри чистая медь. Быстро сориентировавшись, что это такое, они порубили кабель на куски и вывезли его к дому Ивана, но трудились над ним 2-3 дня, отделили свинец от меди и сдали в сельпо. Вытянуло почти на тысячу рублей. Заготовителем в то время работал отец Димы и при расчёте он задумался, стоит ли сыну давать такие деньги. В это время как раз в сельпо с очередной партией товаров привезли гармонь. Отец и предложил на эти деньги купить гармонь. Музыкальных талантов у Димы не было также как и среди ближайших родственников. К отцу присоединился дядька, брат мамы. Вдвоём они убедили парня, что гармонь пригодится. А научиться играть обещали помочь. Как раз в конце села в то время стояла группа связистов, 3-4 солдата, и среди них был гармонист. Он взял на себя обязательство обучить Дмитрия игре на гармонии.

Вопрос был решён. Будущий гармонист с остервенением начал ча­сами растягивать гармонь. Музыка давалась тяжело, но всё-таки несколько мотивов удалось быстро освоить, и через год он уже мог сыграть в местном клубе фокстрот, танго и подыграть что-нибудь пьяной компании. Времена были не богатые на музыку. На селе это была вторая гармонь, и его стали приглашать соседи и знакомые на домашние празднества, а вечером, в дни танцев, поиграть в клубе, за что завклубом пускал его бесплатно в кино. Дима первое время конфузился, учился он всего лишь в шестом классе, а на танцы хо­дили и его молодые учительницы, но после того как страстно же­лающие потанцевать парни и девушки несколько раз приводили его классную руководительницу Татьяну Петровну, и она просила Диму поиграть, он осмелел и играл уже без всяких стеснений.

Учение Дмитрию давалось легко. Время было не простое, во всём ощущалась нехватка, в том числе и в учебниках. В классе были еди­ницы детей, у которых были все учебники. Большинство имело половину, а то и вообще ничего, поэтому Дима на уроках был весь внимание, когда учитель объяснял что-нибудь новое. Ему было этого достаточно, чтобы усвоить новый материал. За Димой обычно зак­репляли какого-нибудь двоечника, у которого, как правило, обычно были все учебники, и они вместе решали задачи и делали уроки.

В селе школа была неполная средняя — семилетка, и вскоре встал вопрос о дальнейшей учёбе. Средняя школа, десятилетка, была только в городе Артёме. До ближайшей школы 8-10 километров. На семейном совете решили отправить Диму учиться в восьмом классе в городе Владивостоке с проживанием у сестры мамы, у которой был сын два года старше Димы, но в этом году он после неудачной учёбы в техникуме тоже шёл в восьмой класс.

Дружная компания двух двоюродных братьев первое время ак­тивно взялась за учёбу, но пороха хватило не надолго. За первое коллективно написанное домашнее сочинение, они оба получили по два балла. Учительница пыталась выяснить, кто у кого списал, и после путаных объяснений обоим поставила по двойке. Старший брат, пользуясь правами хозяина, стал помыкать Димой, сваливая порой на его свои обязанности. Вытерпев первую четверть, Дима забрал документы в школе и наотрез отказался ехать к тётке продолжать учёбу. Буду ходить пешком в Артём, заявил он родителям.

Дима был, конечно, не единственный ученик старшеклассник на селе. Четыре человека продолжили учёбу в школе. Кроме того, в соседнем гарнизоне, было около десятка учеников детей офицеров. Воинская часть выделяла специально машину, которая возила уче­ников в школу. Отец Бурова был уже председателем сельпо. Долж­ность была выборная, председатель ежегодно отчитывался перед пайщиками и переизбирался. Буров ежегодно 13 лет подряд изби­рался председателем, а председатель сельпо — это была уже сельс­кая элита. Председатель колхоза, сельсовета, сельпо и директор шко­лы — это была власть на селе. Тем более, кооперация свои щупальца распустила далеко за пределы села, и у Бурова были кругом знако­мые и друзья — среди военных, в Артёме и даже во Владивостоке. Ему не стоило большого труда договориться с командиром части, чтобы на машину брали и четырёх Кневичанских учеников.

После одного из очередных отпусков старший брат оставил Диме свой фотоаппарат «Любитель» и он увлёкся фотографией. Научив­шись фотографировать, он решил копнуть глубже — разобрал аппа­рат и собрал. Понравилось, и он второй раз разобрал, причём уже до самого основания, разобрал и объектив. После второй разборки аппарат собрал, но восстановить объектив уже не смог. Фотоаппарат вышел из строя, но, интерес к фото остался. По соседству жил молодой парень Павел, который капитально занимался фотографи­ей, и Дима с ним подружился. Павел неоднократно по просьбе Димы давал ему свой фотоаппарат «Фотокор», а когда его призвали в ар­мию, он на время службы оставил Диме свой фотоаппарат «ФЭД» и увеличитель. Увеличители были тогда даже большим дефицитом, чем сам фотоаппарат. У Димы от счастья кружилась голова, он фо­тографировал всё подряд. Перефотографировал всех соседей, всех своих одноклассников. На чердаке дома оборудовал фотолаборато­рию и летом, в любое время суток мог заниматься печатанием фо­тографий. Фотография стала его любимым занятием, с которым он уже не расставался всю последующую жизнь. В те времена это было не очень просто, фотография была профессией, как например, и шофёр. Сейчас каждый ребёнок, только что вышедший из под сто­ла, уже тянется к рулю, и фотографирует всё подряд, а тогда надо было очень многое иметь и уметь, чтобы сделать снимок. Надо было уметь правильно выбрать необходимые фотоматериалы (плёнку, бумагу, проявитель), установить необходимую диафрагму и выдер­жку, качественно проявить фотоплёнку, и только потом можно при­ступать к печати фотоснимков, что также требовало определённых навыков и умения. Цветная фотография вообще в домашних усло­виях была не возможна. Дмитрий однажды, за длинный зимний вечер, отпечатал штук 5-6 цветных фото, после чего отказался от этой затеи. Тем не менее, чёрно-белую фотографию он освоил не­плохо и фото, сработанные его руками, хранятся до сих пор не в одном семейном альбоме.

В то время начали появляться реактивные самолёты, и забро­шенный западный аэродром оживили и оборудовали для базиро­вания реактивной авиации. Как и всегда, для самолётов быт созда­ли, а лётному составу жить было негде, холостяки ещё как-то устроились, а семейные стали селиться по квартирам в Артёме и Кневичах. Одно такое молодое семейство поселилось на квартире со­седа Буровых. Отец семейства Николай — лётчик, старший лейте­нант. Он также как и Дима оказался фотолюбитель, но у него не было фотоувеличителя, и на общей любви к фотоделу они быстро сдружились, хоть Николай и был, конечно, заметно старше. Дима уступал ему свой увеличитель, а Николай снабжал его фотоплёнкой и проявителем, видимо из фотолаборатории части. Плёнка была в одиннадцатиметровых рулонах, а проявитель и фиксаж в больших банках. Обоих это устраивало. Дима учился уже в десятом классе, и Николай стал его агитировать после школы поступить в авиацион­ное училище. Каждый раз при общении он расписывал прелести лётной жизни, обещал даже как-нибудь взять на аэродром, пока­зать живой самолёт и даже, может быть, посидеть в кабине.

Авиация перетянула флот, и Дима уже стал подумывать в какое авиационное училище поступать после школы. Флот и море по­меркли.

Музыкальная карьера застряла на не очень высоком уровне. Дима быстро подбирал простые мелодии, но дальше элементарной игры дело не двигалось. Техника игры оставалась примитивной. Слу­шая, как играют настоящие гармонисты, он завидовал и понимал, что никогда ему не достичь такого уровня, а тут ещё возвратился со службы Павел и пришлось вернуть ему фотоаппарат и увеличитель, без которых уже Дима свою жизнь не мыслил.

Отец отказался отпускать деньги из семейной казны на очеред­ное увлечение, а деньги нужны были немалые. Фотоаппарат типа «ФЭД», «Зорький» стоил 900 рублей и увеличитель 200-250 руб­лей. Дима решил продать свою гармонь и купить фотоаппарат. К тому времени у него гармонь была уже более высокого класса. Отец очень хотел, чтобы сын стал настоящим гармонистом, но, отгова­ривать его от этой затеи долго не стал, и Дима дважды по воскре­сеньям, с тяжёлой гармонью ходил на базар за 8-9 километров. На третий раз нашёлся покупатель. Гармонь была почти новой, но у парня не хватало денег. Он дождался конца базарного дня, и вместе с Димой потащил гармонь домой, договорившись, что до получки в конце месяца, Дима больше на базар не понесёт гармонь, а он после получки сразу её заберёт.

Через пару недель Дима получил за гармонь 1000 рублей и поехал во Владивосток покупать фотоаппарат. Обойдя все магази­ны, аппарата не нашёл. Это, как потом оказалось и лучше. Уже, собираясь уезжать домой, он за­шёл недалеко от вокзала в комис­сионный магазин и обнаружил там почти новый «ФЭД» с фото­увеличителем и всего за 900 руб­лей. Немного посомневавшись, купил этот комплект и впоследствии не пожалел.

Тесное общение с лётчиком Николаем продолжилось. ВМФ уже загрустил, предвидя потерю будущего моряка. Но судьба рассудила иначе. Внезапно, безо всякой на то причины, у Димы разболелась правая нога в нижнем голеностопном суставе. Появилась опухоль, и было больно ходить. Отец повёз его в г. Артём, в городскую больницу. Врачи внимательно осмотрели, сделали снимок, но ничего не обнаружили. Главврач больницы была знакома с отцом Димы. Только поэтому она лично участвовала в осмотре и приняла такое решение — ногу до колена загипсовать, ходить на костылях и как можно меньше, т.е. дать ноге покой и через три недели прибыть на осмотр. О школе, конечно, в это время нечего было и думать и Дима загрустил. Началось второе полугодие 10-го класса, и он уже видел себя курсантом лётного училища. Небо над его головой начали затягивать тучи.

Через три недели отец повёз Диму в больницу. Сняли гипс и… ничего хорошего. Нога распухла ещё больше, посинела. Стоять можно, при ходьбе в ноге боль, не острая, терпимая, но боль. Осмотрев внимательно, врач опять ни к какому заключению не пришла и предложила потерпеть, ходить осторожно, стараясь не перегружать ногу. Может и пройдёт также неожиданно, как появилось. Если будет хуже, обращайтесь. Ободрённый таким решением, Дима взял костыли под руку и вышел из кабинета врача, но уже через несколько шагов, острая боль чуть не свалила его в обморок. С помощью отца он вернулся в кабинет врача. Только взглянув на него, главврач сразу сказала — в палату, и потянулись скучные дни пребывания в больнице. Раньше лежать в больнице ему не приходилось. Городок Артём был чисто шахтёрский. Положили в хирургическое отделение, в палате было 12 коек, и пациенты в основном шахтёры после различных несчастных случаев — то придавило кого-то, то стукнуло вагонеткой. Все с поломанными ногами, руками, рёбрами. Только один молодой парень был шофёр самосвала. В день похорон Сталина, пьяный удирал от милиции даже под пулями и, уже почти удрав, влетел в кювет, перевернулся, поломал обе ноги и несколько рёбер. Самый интересный день в палате был в праздник Пасхи. За день привезли трёх пьяных, избитых мужиков, с разными переломами, которые уже в палате никак не могли остыть от боя и смешили долго всех больных. Народ гулял, отмечал пасху.

Шахтёры отмечали праздники на широкую ногу. Около пяти лет назад, когда отец работал ещё заготовителем, 28-го августа как раз в день шахтёра, он взял Диму в коммерческую поездку. Надо было сбыть куда-то целую телегу сданных в сельпо спелых слив, и они поехали в город Артём по магазинам, столовым и другим подобным заведениям. Сливы нигде так и не взяли, но Дима глазами ещё совсем мальчишки, увидел шахтёрский праздник. Почти все, гуляющие по улицам, передвигались нетвёрдой походкой, а некоторые, не способные уже передвигаться, отдыхали по кюветам. В столовых везде гремело буйное веселье. Картина запомнилась на всю жизнь.

Лечения, практически, никакого не было, запретили ходить и прописали пить горькую микстуру — хлористый кальций и внутривенно глюкозу. После первого вливания глюкозы, Дима категори­чески отказался от дальнейших этих процедур. В больнице проходили практику молоденькие девушки, медсёстры. Минут пятнадцать ровесница Димы мучила его, пытаясь воткнуть иглу в вену. Наконец, не вытерпев, он ей посоветовал потренироваться на кроликах и демонстративно отвернулся. Сестричка, заливаясь слезами убежала жаловаться врачу, а на следующий день при обходе после доклада лечащего врача об инциденте, старший врач, выслушав, отменил глюкозу. Пытки, только начавшись, закончились.

Одноклассники, узнав, что Дима в больнице, почти каждый день навещали его, приносили задания и всё необходимое для самостоятельной  учёбы.

После месячного такого лечения никаких улучшений не наступило, и Дима решил сбежать из больницы. Это сделать было непросто, так как он одет был в больничную одёжку, родители забирать его не собирались, лечись. Забрать одежду без разрешения врача было невозможно. Для осуществления своего решения Дима разработал план. Нашёл завхоза больницы, с которым он познакомился, когда тот неоднократно приезжал к отцу по хозяйственным делам, упросил, чтобы тот в субботу забрал его одежду и отвёз Димку домой. Завхоз немного по­сопротивлялся, не влетит ли ему за это от отца, но потом согласился, видимо, посоветовавшись с отцом, и в очередную субботу отвёз Диму домой. Больничное заключение закончилось. В первый же понедельник он, поскрипывая зубами, собрался и потихоньку пошёл в школу.

 Продолжение следует.

https://youtu.be/yWPJxQ_JuLQ